Проблемы онтолингвистики: механизмы усвоения языка и становление речевой компетенции — 2015: материалы международной конференции (18—20 мая 2015 г., Санкт-Петербург). — СПб., 2015. — С. 262—266.
Одной из актуальных проблем онтолингвистики является развитие речи в нестандартных условиях, в частности, в условиях преодоления депривационного синдрома, под которым в данном случае понимается психическое и психологическое состояние ребенка, от рождения воспитывавшегося в государственном учреждении.
Данные/материал
Материалами для исследования послужили наблюдения над речевым поведением девочки, от рождения до 1,3,25 воспитывавшейся в доме ребенка. В целом многие особенности ее поведения на момент усыновления омонимичны детскому аутизму: индифферентность при взятии на руки, боязнь воды, «отсутствие чувства края», стереотипные движения, особенности дифференциации неодушевленного (страх кукол), нарушения зрительного контакта и т. д. Характерны «каталептические», застывшие позы.
После усыновления наблюдается стремительное физическое, психо-эмоциональное, интеллектуальное и речевое развитие. В статье описывается период речевого и коммуникативного развития в первые полгода жизни ребенка в семье.
Результаты
Коммуникация. Реагирует на сказанное предполагаемыми действиями. Жесты согласия и отрицания отсутствуют. Указательный жест некоммуникативный: после вопроса «Куда мы пойдем?» складывает пальцы в указательный жест и, не поднимая головы и не показывая глазами, поднимает руку и отводит в сторону. Если ребенка повернуть, рука остается в том же положении, «показывая» уже в другую сторону. На просьбу «Скажи “Пока!”» машет рукой. На слова «Иди на ручки» реагирует поднятием рук вверх без поднятия головы, не поворачиваясь в сторону взрослого. Богатая мимика страдания, недовольства, страха. Выражение удовольствия – короткие смех, улыбка, громкий выдох («Х-хаа»). Улыбка яркая, но короткая, мимически неестественная («гримаса»), тут же купируемая высовыванием языка. Обычное выражение лица безэмоциональное, «углубленное в себя». Закусывает (сосет) нижнюю губу. Попыток инициировать коммуникацию замечено не было.
Речь. Высокий уровень понимания речи в рамках привычных и «ритуальных» действий и обстоятельств. Попытки речи выражаются в богато интонированном лепете, ритмичном и стереотипном («Та-та – таа, та-та – таа, та-та – таа, та-та – тааааа...»).
Коммуникация. Резкое проявление попыток коммуникации: громкий, истошный крик со слезами, закидыванием головы назад, резкими недифференцированными движениями тела. Различается «нервный» крик (больно, страшно), «манипуляционный», прекращающийся сразу после того, как взрослый уходит или отворачивается («Хочу на руки»); и собственно коммуникативный – когда криком и плачем выражается желание, к удовлетворению которого нет препятствий («Хочу молока», «Дай кубик»). В конце недели, при интенсивном обучении, появляются утвердительный и отрицательный жесты, часто подменяющие друг друга. Указательный жест никак не проявляется. Первые попытки инициировать коммуникацию альтернативными крику способами: имитация младенческого плача («Уаааа, уааа, уааа» («Я кричу»)); имитация пения колыбельной («Аа-а…, аа-а» («Спой, пожалей»)).
Речь. Лепет, эхолалия, в том числе отставленная: артикуляционно чистые слова упала, собака, вода, молоко, лампа. В конце недели – первые слова с «детской» артикуляцией: бах (что-то упало), Мата (Даша). Разнообразный, мелодичный и богато интонированный лепет.
Коммуникация. Появляются попытки указательного жеста. Манипуляция с руками взрослого: берет руки и показывает, что хочет: «Сними кофту», «Погладь».
Речь. Ситуативная эхолалия, воспроизведения звуков окружающей среды (карканье, скрип двери). Постепенный набор лексики. В лепет вплетаются контуры слов. Серьезная помеха для развития речи – закусывание губы, которое нуждается в активной коррекции.
Коммуникация. Активные и изобретательные жестовые попытки инициировать общение. Вербальный вопрос: «Бдьм?» в сопровождении указательного жеста («Как это называется?»). Вербальный протест: «Бм-бм-бм!» («Не надо, мне неприятно, больше не хочу»).
Речь. Быстрый набор лексики, ее использование в квазикоммуникативных ситуациях (игре, ритуальных ежедневных процедурах) и преимущественный отказ использовать в общении. Появление слов папа, баба. Эти слова нефункциональны. Слово мама активно вплетается в лепет, но табуировано при общении: даже при повторении за взрослым подменяет его словом папа. При показывании на маму называет свое имя.
После трех месяцев жизни в семье в речи ребенка около десятка собственно-коммуникативных слов («Там!» («Пойдем туда»), «Дяй!» (дай, на), «Да-да», «Неть» и т. д.) и около шестидесяти активных корней, существующих для называния предметов и комментирования ситуации. Слова мама, папа, баба малофункциональны (отвечает ими на вопрос «Кто это?» или на просьбу взрослого: «Позови папу». – «Папа!»; окликает многократно, играя: «Мама!» – Ответ. – «Мама!» – Ответ. – Мама!..).
После полугода жизни в семье общение с ребенком полноценно, речь развивается стремительно. Слова мама, папа, бабуля коммуникативны, но подзывание в полном смысле слова отсутствует, несмотря на настойчивые «провокации» и стимуляцию.
Обсуждение/выводы
После переезда в семью резко проявились попытки коммуникации, не характерные для поведения девочки в доме ребенка. Появились желания, и доступные способы их выражения оказались на «начальном» уровне (крик, плач). Ребенок динамично миновал эту стадию, быстро изобретая альтернативные способы общения и обучаясь им у взрослых.
Особенностью интенсивного развития первых недель было относительно автономное развитие речи и коммуникации. Речь, хотя и требовала адресата, не была коммуникативной в полном смысле слова, а коммуникация – вербальной. Видимо, коммуникативные возможности не были адекватны высокой степени готовности к развитию речи. Речь и коммуникация теряли автономность постепенно. Коммуникативные слова сначала проходили через квазикоммуникативные ситуации (игровые, ритуальные), постепенно становясь функциональными. Например, девочка с готовностью говорит «Папá!» («Пока!») в игре, а также «прощаясь» со всеми перед сном, отодвигая штору, однако при реальном прощании только машет рукой. Затем начинает говорить «Папá!» спустя какое-то время после прощания и уже только спустя несколько недель дублирует жест словом.
Одна из трудно преодолеваемых особенностей связана с называнием и подзыванием матери. С одной стороны, девочка некоторое время склонна к «симбиозу» с матерью. Она адекватно реагирует на слова «Иди к маме», но мама – это некая часть Даши («Кто это (в зеркале)?» – «Дата». – «А это?» – «Дата» (показывает на маму); гладит маму: «Дааата…»). В этом смысле отправную точку развития отношений с приемной матерью можно сравнить с младенческой. Затем к этой «диаде» подключается на некоторое время и отец. При этом характерна выраженная самоидентификация. Одно из самых первых активных слов – Дата (Даша). Произносит его с радостью на третий день после переезда в семью и смены имени. В период путаницы слов мама, папа и Даша никогда не называет себя мамой или папой.
С другой стороны, процессы приобретения навыков называния и подзывания матери можно назвать инверсионными по отношению к развитию речи изначально «домашнего» ребенка. Во-первых, девочка долго избегает слова мама, несмотря на его артикуляционную доступность. Во-вторых, в отличие от обычных детей, несмотря на коммуникабельность и эмоциональную привязанность, девочка с трудом приобретает навык подзывания взрослых. Даже после полугода жизни в семье этот навык сформирован недостаточно и регулярно угасает без стимуляции со стороны взрослых.