А. И. Николаев
«И ЛЕГКАЯ ТРОПА ИСЧЕЗЛА ПРЕДО МНОЮ…»
(Предисловие к роману Максима Дуленцова "Заветными тропами")
В дневниках Юрия Олеши есть интересное воспоминание. Однажды, читая роман популярного в 70–80‐е годы XIX века писателя А. К. Шеллера‐Михайлова, у которого все было «бойко написано —
но ни следа очарования, магии», он вдруг испытал шок. Все сразу изменилось, текст ожил, все стало другим. Это было как наваждение. И это — Шеллер‐Михайлов?
Все встало на свои места, когда Олеша узнал «вздрогнувшее в строчке имя Настасьи Филипповны». Оказалось, что в издательстве произошла ошибка: в роман Шеллера‐Михайлова вплели
несколько страниц «Идиота» Достоевского, тоже готовившегося к изданию. Такая неожиданная встреча с «живым» текстом убедительнее всего показывает разницу просто писателя и талантливого
писателя.
Мне в жизни несколько раз доводилось ловить себя на этом ощущении «Не может быть!». Когда не ожидаешь встречи с чем‐то живым и интересным, не готов к ней — и оказываешься застигнутым
врасплох. Одной из таких встреч стало для меня прочтение романа Максима Дуленцова. Мне часто приходится читать произведения писателей и поэтов, чьи имена пока мало что говорят читателям. Бывают
тексты совсем беспомощные, встречаются и гораздо более мастеровитые, профессиональные, но — «ни следа очарования, магии».
И вдруг: «Где-то в земле шевелились еще не умершие, но уже и не живые люди. Клочки ткани, ноги, руки, головы, оторванные от тел, сочились несвернувшейся свежей кровью. Траншеи
потеряли свою форму и казались просто длинной незакопанной могилой…» И попробуйте это забыть. А на соседних страницах — светлые, мягкие и психологически точные сцены детства Вовки. А далее —
интриги папского двора, сцены суда над Орденом Тамплиеров, Советская Россия и нацистская Германия. И все сплетено в единый продуманный сюжет. Книга «забирает», мозаика начинает
складываться.
Роман подкупает стереоскопичностью, отсутствием заданной авторской позиции. И оттого драматичные переклички и пересечения судеб героев, зачастую неведомые и непонятные им самим,
приобретают объем и трагическую перспективу. У каждого из героев своя правда, почти каждый вызывает уважение. И тем запутаннее и неоднозначнее роковые столкновения героев.
Пути Господни неисповедимы. Автор заставляет нас задуматься о неслучайности событий, но объяснить эту логику человек едва ли в состоянии. Отсюда и образ Ковчега Завета. С одной
стороны, создается религиозный фон, важный для понимания романа, хотя и не доминирующий. С другой — это символ вечной загадки бытия, которая не имеет права быть разгаданной людьми.
И последнее замечание, лично для меня очень важное. Роман Максима Дуленцова — при всей запутанности сюжета и проблематики — очень светлый. Здесь нет и намека на снобистскую иронию по
отношению к истории, в том числе и советской, которая раздражающе часто встречается в современной литературе. Это роман об интересных людях, не ищущих «легких троп», и о прочных нравственных
ценностях. В этом смысле роман — при всей новизне взгляда — отсылает к глубинным традициям русской культуры и предельно далек от постмодернистской словесной шелухи. И слава Богу…