А. И. Николаев, Т. А. Ушакова
Николаев А. И., Ушакова Т. А. Искусство убеждения: основы риторики. – Иваново: ЛИСТОС, 2013. – С. 7–19.
Искусство убеждения: основы риторики
1. РИТОРИКА КАК НАУКА
§1 Два подхода к риторике
Риторика – наука о красноречии. В переводе с греческого это слово означает «ораторское искусство», «ораторское умение». В эпо-ху античности, когда, собственно, и возникла риторика, она именно так и понималось. «Ритором» называли мастера устного слова, оратора. В современности значение слова расширилось, риторикой стали называть общие свойства выразительности и логичности текста. Скажем, в западноевропейской и американской филологических традициях термин «риторика» тесно связан с понятиями «поэтика» и еще шире – «теория литературы». В современной российской науке последних лет такое «эстетическое» толкование термина «риторика» также весьма распространено, не случайно авторами наиболее авторитетных учебников и пособий по риторике являются не публицисты, юристы и логики, а, как правило, филологи, специалисты по литературе и культуре речи (в частности, такие известные филологи, как В. И. Аннушкин или А. А. Волков). При этом подчеркивается филологическая направленность риторики и отмечается, что именно филологи несут ответственность за риторическую культуру нации. В одном из интервью профессор А. А. Волков высказался по этому поводу с полной определенностью: «Если риторика включена в филологию как составная часть, то и филология, выходит, занимается не только художественной литературой, фольклором и языками, но создает нормы речи и мышления во всех видах слова. Филолог в таком случае должен определить свое религиозное, философское, научное и государственное мировоззрение, ему придется осознать свою реальную ответственность перед обществом и действовать в рамках этой ответственности».
В последние годы в связи с этим часто говорят о важности фор-мирования элитарного типа речевой культуры (другой термин – слой коммуникативной элиты), то есть формирования такого типа общения, включая и культуру спора, которое общество считает этикетным и эталонным. В реальности носителей этого типа культуры относительно немного, и задача риторики – наращивать и формировать эту очень важную с точки зрения культуры общества прослойку. Для понимания этого достаточно сравнить, скажем, культуру дискуссии, предлагаемую в передачах Владимира Познера (его многие считают образцом современной элитарной речевой культуры) и Владимира Жириновского, этой культурой не обладающего. Риторика при-звана обеспечить качественный прорыв в коммуникативной культуре России.
Такой подход имеет право на существование, однако следует помнить, что исторически риторика создавалась не как наука о культуре слова в высшем смысле, а как рекомендации ритору. Важнейшей своей целью она считала победу в споре или судебной тяжбе. И этот аспект риторики со временем никуда не исчез, многими специалистами риторика воспринимается как прагматический курс, обучающий приемам ораторского искусства, умению склонить аудиторию на свою сторону. Многие учебные пособия по риторике и в России, и на Западе ориентированы именно на это.
Таким образом, фактически сегодня мы имеем два подхода к пониманию методологии и задач этой науки: подход со стороны культу-ры (и тогда риторика ассоциируется с культурой, духовностью, выполняя в какой-то степени миссионерскую функцию) и подход со стороны публичной практики (тогда риторика – это прежде всего набор умений манипулировать настроением аудитории и добиваться публичного успеха).
Конечно, в значительной мере эти подходы пересекаются, однако акценты расставляются совершенно иначе. Любой автор, составляющий курс риторики, вынужден определяться с тем, какие акценты он предполагает расставлять.
Учитывая интересы аудитории и относительно небольшой объем пособия, мы сознательно делаем акцент на прагматической стороне риторики. При этом, правда, хотелось бы избежать часто встречающихся в пособиях подобного рода примитивного «советования» и поверхностных рекомендаций. Против такой «вульгарной» риторики постоянно выступают специалисты. Скажем, В. И. Аннушкин принципиально заявляет: «Риторику нельзя понимать вульгарно (по-журналистски): она не есть ловкое ораторство, искусство словесного манипулирования в целях убеждения аудитории, приукрашивание истины, многоречие или словоблудие, как это выгодно представить большинству наших политиков и журналистов, когда они, критикуя своих оппонентов, называют чужие речи «риторикой», а затем убеждают аудиторию, пользуясь средствами риторики. Вульгарно-журналистское пользование словом «риторика» необходимо отделить от научного, неискаженного смысла риторики, основав наше объяснение на точном анализе классических источников, учитывая все возможные новации современной теории риторики и речеведческих дисциплин».
Пафос профессора Аннушкина вполне понятен, но все же, повторимся, риторика создавалась как прагматическая дисциплина, что однозначно видно из трудов «отцов» риторики – от софистов до Ари-стотеля. И отказывать риторике в ее прагматическом, отчасти даже техническом назначении, видя в ней чуть ли не основу мировоззрения, едва ли корректно. Хотя в одном профессор Аннушкин, несомненно, прав: вне контекстов культуры современная риторика существовать не может.
Риторика как наука вынуждена учитывать, что современная цивилизация любую дискуссию строит на метафоре войны. Мы даже пользуемся для описания спора «военной терминологией»: «выстроил защиту», «разбил аргументы», «одержал победу» и так далее. Подробно описавший это американский лингвист Дж. Лакофф остроумно заметил, что, скажем, метафора совместного танца вызывала бы совсем другое представление о споре, но в реальности мы бы просто не поняли такую терминологию. К сожалению, не метафора танца и, скажем, не метафора совместной игры определяет наше восприятие дискуссии. Но так есть, и с этим необходимо считаться.
Подробнее о концепции Лакоффа будет сказано в шестом разделе, сейчас лишь отметим, что в сознании современного человека любое публичное выступление ассоциируется со сражением: это сражение с аудиторией или за аудиторию, сражение с оппонентом, с сомневающимися и так далее. В логике этой метафоры риторика – это оружие, помогающее достичь победы. Как и другое оружие, сама по себе риторика не является ни добром, ни злом. Весь вопрос в том, кто и с какой целью ее применяет, каков смысл ее применения. Известный советский психолог А. Н. Леонтьев точно подметил, что смысл – это производная отношений мотива и цели. Прагматическая цель риторики одна – публичная удача, а вот мотивы могут быть очень разными. И именно они определяют смысл риторических приемов. Но это уже выходит далеко за пределы риторической техники.
§2 Краткая история риторики
Риторика как «работница убеждения» (определение античного ритора Коракса) родилась в Древней Греции. Трудно сказать с опре-деленностью, кто первым осознал ее как самостоятельную науку. По косвенным данным, первым мастером и теоретиком риторики был Эмпедокл, однако сведения о его ораторской деятельности скудны, а его работы по риторике не сохранились. Более точно известно, что первый трактат по риторике принадлежал ученику Эмпедокла политическому оратору и адвокату Кораксу.
Труд Коракса до нас не дошел, но можно с уверенностью говорить, что им была предпринята попытка описания частей риторического выступления. Кроме того, из других источников ясно, что Коракс был мастером софизмов – сложных логических конструкций, допускающих разные трактовки и приводящих к противоположным выводам. Самым известным из них стал так называемый «крокодилит», логикой которого постоянно пользовались и продолжают пользоваться ораторы. Суть софизма в следующем: крокодил украл ребенка у женщины и спросил ее: «Отдам я его тебе или нет? Если угадаешь – отдам». Женщина ответила: «Не отдашь». Далее крокодил объяснил, что отдать он не сможет ни при каких обстоятельствах, ведь если он отдаст, то она не угадала. Однако женщина такую логику опровергла: «Но ведь если я сказала правду, то ты отдашь мне ребенка, как мы и договорились. Если же я не угадала, что ты не отдашь ребенка, то ты должен мне его отдать, иначе сказанное мною не будет неправдой».
Кто прав: женщина или крокодил?
С точки зрения логики, задача не имеет решения, поскольку пра-вы и одновременно неправы оба.
В V веке до нашей эры в Греции сложилась школа софистов, очень много внимания уделявшая искусству убеждения и риторическим приемам. Фактически софисты были первыми профессиональными риторами и учителями риторики. Они даже практиковали плат-ное обучение ораторскому искусству, за что их потом осудили Платон и Аристотель, считавшие, что наука и ораторское искусство не могут быть предметом торга.
Софисты исходили из убеждения, что победа в споре дороже истины, поскольку истина призрачна, а «человек есть мера всех вещей». Парадоксы софистов до сих пор будоражат умы ученых, причем не только гуманитариев. В большинстве случаев это логические спекуляции, однако порой они обнажали слабости привычной картины мира. Скажем, знаменитый парадокс о черепахе Зенона Элейского (Зенон в строгом смысле слова софистом не был, он принадлежал к Элейской философской школе, но его стиль мышления пересекается с софистическим, если не актуализировать мировоззренческие различия) точно отражает недостаточность наших представлений о пространстве и времени. Зенон писал, что Ахиллес (самый быстроногий из греческих героев) никогда не догонит черепаху, потому что ему нужно время, чтобы добежать до того места, где она была. Но черепаха за это время уйдет вперед. Ахиллесу опять нужно время, чтобы добежать до нового места, а черепаха опять уйдет. Таким образом, он может к ней бесконечно приближаться, но не сможет догнать. Логически опровергнуть Зенона очень сложно, это не удалось ни Аристотелю, ни ученым последующих эпох. Окончательного решения парадокс Зенона не имеет и сегодня.
Знаменитым греческим ритором-софистом, оказавшим влияние на греческую философию и риторику, был Горгий Леонтийский, разработавший целую систему приемов убеждения, включая иронию, насмешку, апелляцию к аудитории и т.д. Горгий активно использовал стилистические фигуры, обогащающие речь, которые даже получили название «горгиевы (горгианские) фигуры», хотя Горгий их вовсе не выдумывал, он просто умело пользовался тропами и синтаксическими приемами.
Поставив под сомнение объективность любых критериев мира, Горгий чрезвычайно высоко ценил слово как орудие власти и убеждения. В знаменитом трактате «Похвала Елене» он, оправдывая действия Елены тем, что она находилась под властью убеждения от услышанных ей слов, пишет: «Ибо слово – величайший владыка: видом малое и незаметное, а дела творит чудесные – может страх пре-кратить и печаль отвратить, вызвать радость, усилить жа-лость».
Таким образом, у софистов риторика становится детально разработанным учением. Многие приемы софистики постоянно используются и сегодня, мы подробно поговорим об этом в разделе «Риторические уловки».
Однако наиболее систематическое, научное освещение риторика получила у Аристотеля. В его знаменитом трактате «Риторика» описаны очень многие приемы, этот труд до сих пор сохраняет научное значение. Хотя Аристотель больше внимания уделял риторической технике, он, в отличие от софистов, исходил из признания нравственных оснований этой науки. «Риторика полезна, – пишет Аристотель, – потому что истина и справедливость по своей природе сильнее своих противоположностей, а если решения принимаются не долж¬ным образом, то истина и справедливость необходимо побеждаются своими противоположностями, что достойно порицания». К идеям Аристотеля мы будем неоднократно возвращаться в следующих темах.
Другим величайшим мастером античной риторики был знамени-тый римский оратор Цицерон. Он был не только мастером публичного слова, но и политиком, прекрасно применявшим свои знания и умения на практике, что позволяло ему добиваться победы даже в сложных ситуациях. Ораторскому мастерству посвящены многие работы Цицерона, особенно известны «Три трактата об ораторском искусстве». Цицерон призывает не пугаться трудностей на пути овладения ораторским мастерством. Даже если не удастся достичь вершин, это не должно останавливать, ибо, как пишет Цицерон, «в высоких предметах прекрасно и то, что лишь приближается к совершенству». Если поэтическому искусству научиться нельзя, поэтический талант от Бога, то ораторскому искусству, считал Цицерон, можно и нужно учиться. Отсюда его знаменитый афоризм: «Поэтами рождаются, ораторами делаются».
Наиболее объемными трудами, в каком-то смысле подводящими итог достижениям античной риторики, стали работы римского ученого и оратора I в. н.э. Марка Фабия Квинтилиана, подытожившие и теоретические находки античных риторов, и достижения античной литературы в плане использования риторических приемов.
Стоит отметить, что античная риторика была ориентирована в основном на публичные выступления и дискуссии. Целью риторической науки являлась победа в спорах, политических диспутах и судебных состязаниях. Все это соответствовало духу греческой демократии и республиканского Рима.
Однако по мере того, как в Риме усиливались диктаторские тен-денции, культура диспутов отходила на второй план. Публичные выступления уже не имели цели убедить оппонентов или судей, но пре-жде всего должны были стать подтверждением силы императора или преданности ему со стороны подданных. Это накладывало отпечаток на всю структуру публичного выступления, риторическое слово пере-ставало быть словом адвоката или соучастника диспута, а станови-лось словом Учителя, обращенным к ученикам, заведомо уступаю-щим ему в социальном и духовном плане. Такая традиция стала укрепляться и в набирающем силу христианстве. Фактически это привело к сосуществованию (не всегда мирному) двух типов понимания риторики: ораторики (искусство убеждения и спора) и гомилетики (искусство проповеди). В период Средневековья наблюдаются тенденции к синтетическому пониманию риторики, когда одни и те же законы применяются и в философско-богословских трудах, и в проповедях, и в литературе. В теоретическом смысле Средневековье не слишком обогатило риторику – самые блестящие авторы, включая Отцов церкви, применяли в основном уже открытые Античностью модели. Измени-лась, скорее, философская направленность произведений и способ аргументации. Важнейшим аргументом становится не апелляция к здравому смыслу, а Божественное откровение, закрепленное в святом слове Библии.
В трудах Иоанна Златоуста, Тертуллиана, Оригена, Блаженного Августина, Фомы Аквинского и многих других классиков Средневековья мы найдем блестящие примеры применения риторических прие-мов, хотя теория риторики как таковая ими практически не разрабатывалась.
В стилевом отношении риторика Средневековья (особенно в византийской традиции, в том числе в раннехристианской Руси) склонялась к так называемому азианизму – стремлению к внешней красоте речи, к яркой метафорике и осложненному синтаксису. Эти тенденции наглядно видны в шедеврах древнерусского красноречия, например, в знаменитом «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона: «Да восхвалим и прославим Его хвалимого ангелами беспрестанно и поклонимся Тому, Кому поклоняются херувимы и серафимы, ибо Он призрел на народ Свой. И не посланник (Его), не вестник, но Сам спас нас, не призрачно придя на землю, но истинно, пострадав за нас плотию до смерти и с Собою воскресив нас.
Ибо к живущим на земле человекам, в плоть облекшись, пришел, к сущим же во аде чрез распятие и положение во гроб сошел – да познают те и другие, живые и мертвые, (день) посещения своего и Божиего пришествия и уразумеют: крепок и силен Бог живых и мертвых. Ибо кто Бог так великий, как Бог [наш]!»
Азианистский стиль не столько действовал на разум, сколько стремился заворожить аудиторию необычной цветистостью речи, усилить впечатление, а иногда и отвлечь от сути произносимого. Так, в знаменитом «Молении Даниила Заточника» просьба к князю о материальной помощи так «завуалирована» стилем, что фактически растворяется в риторических изысках и обильных цитатах. Вот как начинает Даниил Заточник (пер. Д.С.Лихачева): «Вострубим, как в златокованные трубы, во все силы ума своего, и заиграем в серебряные органы гордости своею мудростью. Восстань, слава моя, восстань в псалтыри и в гуслях. Встану рано и расскажу тебе. Да раскрою в притчах загадки мои и возвещу в народах славу мою. Ибо сердце умного укрепляется в теле его красотою и мудростью.
Был язык мои как трость книжника-скорописца, и приветливы уста мои, как быстрота речная. Того ради попытался я написать об оковах сердца моего и разбил их с ожесточением, как древние - младенцев о камень».
Это уже не просто просьба, это заклинание, увещевание и одно-временно – демонстрация своей образованности и преданности. Нам не известно, достигло ли «Моление» своей прагматической цели, но уж во всяком случае оно стало образцом древнерусской риторики.
Особое значение риторика приобретает в эпоху позднего Возрождения и Классицизма (XVI – XVIII вв.). Доверие к человеческому разуму, стремление внести упорядоченность во все структуры мира сказалось и на понимании речи. Никогда прежде речь и письмо не становились такими регламентированными и этикетными.
Всем, наверное, со школы знакомо известно размышление М. В. Ломоносова о богатстве русского языка. Начинается оно словами «Карл пятый Римский Император говаривал, что Ишпанским языком с Богом, Францусским с друзьями, Немецким с неприятельми, Италиянским с женским полом говорить прилично». Далее Ломоносов, как известно, утверждает, что русский язык вобрал в себя богат-ство всех этих языков. Но обратим внимание на позицию Карла V (середина XVI века). Речевой этикет предписывал в разных ситуациях говорить не только разными стилями, но даже на разных языках. Столь велико было доверие к красоте и выразительности речи.
Не случайно именно в эту эпоху начинаются активные изыскания в области теории языка и нормирования речи. Самым значительным произведением этого плана признана французская грамматика, созданная учеными в Пор-Рояле, во многом предвосхитившая современное языкознание. Французский поэт и эстетик Никола Буало создает «Трактат о поэтическом искусстве», оказавший большое влияние на всю европейскую, в том числе русскую, культуру.
В России впервые появляются произведения, которые можно считать учебниками по риторике. Первой из таких книг стала «Риторика», приписываемая митрополиту Макарию и датированная первой третью XVII века. Впрочем, авторство Макария сегодня многими ставится под сомнение, в частности, В. И. Аннушкин доказывает, что это переводное произведение не могло принадлежать перу Макария.
Значительную роль в становлении риторики как науки сыграли книги Феофана Прокоповича и особенно труды М. В. Ломоносова, чей вклад в русскую словесную культуру невозможно переоценить.
В результате к концу XVIII века европейская риторика стала ува-жаемой наукой, определяющей правила речевого этикета и предъявляющей довольно жесткие требования к литературным стилям.
Однако в XIX веке ситуация изменилась. «Высокий» нормированный язык культуры и язык бытового общения начали сближаться. Многие риторические приемы стали восприниматься как избыточное «украшательство», а риторика в целом оценивалась многими специалистами как схоластическая наука, как эхо вчерашнего дня. В среде лингвистов все сильнее чувствуются «антириторические» настроения. Например, в русской традиции непримиримым критиком риторики был крупнейший лингвист А. А. Потебня. Все это постепенно привело к тому, что само слово «риторика» получила негативные коннотации (мы до сих пор можем слышать «А, это риторика сплошная!» в значении «красивая болтовня»).
Конец XIX – первая половина XX вв. – один из самых «антириторических периодов» в европейской культуре, особенно это касается России. При той, впрочем, оговорке, что речь идет именно о риторике как классической науке, а не об ораторском искусстве, которое как раз в бурные послереволюционные годы активно развивалось. Но посте-пенно «советские риторические штампы» фактически задушили подлинную риторику – науку о ясном и умном построении речи.
Однако оказалось, что унижение риторики привело к падению языковой культуры, к стилистическому хаосу, к неумению толково говорить и ясно мыслить. И в последние десятилетия наблюдается возрождение интереса к риторике. Ее начинают активно пропагандировать, изучать в школах и вузах. Возникает новое понятие – «неориторика». Это термин с довольно широким значением. С одной стороны, это тонкое изучение художественных текстов современными методами, с другой – изучение всей сферы человеческой коммуникации и речевой культуры, с третьей (прагматической) – наука о современных технологиях воздействия, включая СМИ и политическую борьбу.
При этом многовековые традиции риторики не исчезают, но осмысливаются в новой культурной ситуации.
§3 Основные разделы риторики
Говоря об основных разделах риторики, следует иметь в виду, что единого основания для классификации не выработано. Поэтому в разных пособиях мы увидим разные принципы членения. Начиная от античной традиции и кончая сверхсовременными концепциями последних десятилетий, мы видим, что авторы подчеркивают разные аспекты изучения риторического искусства. Сейчас нет смысла полемизировать, какие модели правильнее, перечислим лишь некоторые принципы.
а) Представляется корректным выделять общую и частную риторику. Общая риторика занимается наиболее фундаментальными законами построения речи, отношениями речи и сознания. В этом смысле она сближается с логикой, общей лингвистикой и психолингвистикой – наукой, занимающейся исследованием психологических механизмов продуцирования и понимания речи. Частные риторики опираются на достижения общей, прикладывая их к конкретным социоисторическим и культурным ситуациям. Особое развитие получает политическая риторика (политическая лингвистика), о ней речь пойдет в последнем разделе книги.
б) Часто разделяют риторику, ориентированную на устное выступление, противопоставляя ей риторическое искусство письменной речи. Действительно, культура и глубина воздействия письменной речи не просто отличается от устной, но порой зависит от принципиально иных вещей. Скажем, все так называемые паралингвистические (тембр голоса, интонация, паузы) компоненты в устной речи оказывают решающее воздействие, а в письменной их роль практически нулевая.
в) Сохраняет научное значение и часто встречаемая до сих пор оппозиция «аттицизм – азианизм», возникшая еще в античности. Абстрагируясь от античного понимания этих терминов, заметим, что речь идет, по сути, о двух принципиально разных подходах к пониманию риторики. Аттицизм предполагает направленность на изящество мысли, логичность и убедительность изложения (в реальности, правда, в чистом виде аттицизм почти не встречался). При этом внешние приемы, формальная «красивость» речи играют далеко не главную роль. Азианизм, напротив, стремится к витиеватости, красоте изложения. В современности эта оппозиция не столь актуальна, но ее историческая роль огромна. Да и сегодня «эхо» этой оппозиции слышится в дискуссиях о риторике.
г) В последние годы очень популярна оппозиция «вербальные» (словесные) и «невербальные» (жесты, взгляды и т.д.) компоненты публичного выступления. Правда, сам термин «невербальная риторика» относительно редок, он еще не очень прижился, чаще встречаются описательные конструкции типа «невербальные компоненты риторики» или «невербальная коммуникация», но по сути речь идет об очень интересной оппозиции, на которую обращали внимание уже классики античности, но которая получила свое подлинно научное истолкование только в последние годы.
д) Исторически имеет смысл оппозиция «классическая риторика» – «неориторика», о которой выше уже шла речь. Неориторика, многое взяв из арсенала классической риторики, в целом исходит из других предпосылок и задач. Традиционные ценности риторики в современной коммуникативной ситуации обретают новое значение. Надо, правда, признать, что значение термина «неориторика» в современной науке окончательно не устоялось. С одной стороны, «неориторикой» называют литературоведческие теории, изучающие риторичность художественных текстов, с другой – идущую от Дж. Остина и Дж. Серла лингвистическую прагматику, то есть учение о действенности слова, о том, как «работают» слова и выражения. По сути, это разные учения.
е) Наконец, можно говорить о «внутренних» механизмах риторики, которые в какой-то степени являются автономными. Автономия их, правда, условна, но достаточна для того, чтобы говорить о них как об отдельных составляющих риторики. Это такие понятия, как «ритор» (оратор), «риторическая аргументация», «риторическое построение», «риторические средства выразительности» и т. д.
§4 Вопрос о моральной составляющей риторики
Вопрос о моральной составляющей риторики был поставлен очень давно и до сих пор не имеет однозначного решения. Выше уже говорилось, что риторика понимается то как прагматическая наука, обучающая технике публичных выступлений, то как основа словесной культуры. Спор о том, можно ли считать успехом риторики такую ситуацию, когда человек, владеющий ей, добился неблагой цели, возник еще в Древней Греции.
Софисты, которым риторика во многом и обязана происхождением, принципиально выносили вопрос об истине и морали за пределы риторики. Если человеку удалось добиться своего, то это благо для него, а вопрос об «объективном» благе фактически снимался.
С ними не был согласен знаменитый Платон, считавший, что великий ум не может быть безнравственным, поэтому риторическое искусство в принципе доступно лишь человеку большой души.
Аристотель, в целом признававший моральную «полезность» риторики, в реальности сосредотачивался на технической стороне, не слишком актуализируя вопрос о том, кто и зачем воспользуется его советами.
Цицерон видел в риторике прежде всего высокое искусство, красоту мысли и ума, которые, впрочем, свидетельствовали и о красоте души.
В христианской риторической традиции, основанной на идее Божества и пророчества, все риторические приемы по определению освящались Духом. Правда, в эпоху Реформации у протестантов Слово Божье и слово человечье оказались решительно разведены, что чувствуется и сегодня. В странах с сильным протестантским влиянием (США, Германия, Англия и др.) риторика сегодня понимается гораздо «технократичнее», чем в католических и тем более православных.
В современной России мы ясно видим и ту, и другую тенденции. Одни считают риторику «чистой техникой», другие – высокой наукой, учащей людей духовности и добру. А. А. Волков, например, даже говорит о двух типах собраний слушателей: «соборе» и «сборище». Задача подлинного ритора – возвышать «сборище» до «собора». Лжериторика, как пишет автор, обслуживает сборище.
Как видим, единства мнений не было и нет. В конечном счете вопрос об этической составляющей риторики каждый решает сам.